Под таким заглавием ещё в 1925 году вышла работа акад. А. Н. Северцова, в основном посвящённая вопросам прогресса и регресса в процессе исторического развития животного мира. В результате анализа многочисленных конкретных примеров автор приходит к заключению, что в процессе эволюции, ведущем к переживанию наиболее приспособленных, следует различать прогресс морфологический и прогресс биологический, причём в одних случаях эти понятия совпадают, в других же, и притом весьма нередких, резко расходятся и уже не покрывают друг друга.
Яркий пример того, как морфологический прогресс при изменившихся жизненных условиях может привести к гибели целые группы животного мира, представляет собой история головоногих моллюсков в конце мезозойской эры. Как, вероятно, вспомнит читатель, в течение мезозойской эры достигла высокой степени процветания группа аммонитов, обладавших сильно развитыми и хорошо сложенными раковинами. Однако к началу новой эры аммониты целиком вымерли, их судьбу разделили и белемниты, обладавшие крепким внутренним скелетом (вероятная биологическая причина — начавшееся процветание костных рыб).
В новых условиях биологический прогресс перешёл к тем головоногим, которые в наибольшей степени освободились от «морфологических излишеств» — рудиментарных остатков внутренней раковины (каракатицам, кальмарам, осьминогам).
А. Н. Северцов различает четыре основных пути, которыми в процессе эволюции осуществляется биологический прогресс — жизненное процветание данной группы.
В длительном «многомиллионнолетнем» процессе развития той или иной группы животного мира пути их развития не оставались прямолинейными, а изменяли своё направление, то вздымаясь вверх при ароморфозах, то растекаясь в разные стороны на достигнутом уровне при идиоадаптациях и ценогенезах, то сползая вниз при морфологической дегенерации, ведущей к биологическому процветанию (рис. 318).
И пожалуй, только в ходе развития типа простейших мы можем отметить лишь один-единственный ароморфоз — появление настоящих инфузорий. В основном же эволюция этой группы шла по путям разнообразнейших идиоадаптаций на уровне одноклеточного строения, которое, будучи связано с микроскопически мелкими размерами, оказывается для простейших очень выгодной особенностью, уводя их от прямой борьбы и конкуренции с более крупными многоклеточными организмами.
Так, на основе анализа основных путей эволюции, ведущих к биологическому прогрессу, мы можем яснее понять, почему в нашей современной фауне не только сохранили своё существование, но и процветают группы, которые с чисто морфологической стороны представляются более или менее отсталыми, в том числе и одноклеточные простейшие.
Что же касается другого традиционного вопроса о том, дадут ли когда-нибудь, хотя бы в очень отдалённом будущем, наши современные амёбы начало каким-нибудь многоклеточным и более совершенным организмам, то на него с наибольшей долей вероятности пришлось бы ответить отрицательно. Фауна многоклеточных и теперь уже укомплектована организмами, хорошо приспособленными к своей жизненной обстановке и к «требованиям» окружающей среды, и для появления среди них нового, и притом, конечно, весьма примитивного «многоклеточного» живого организма едва ли бы нашлись где-либо благоприятные условия.
Воробьи гомонят — гнёзда завивают.
Корова черна, да молоко у неё бело.
Не робей, воробей.